ТРЕЙЛЕР DEUTSCHLAND 2020

ВИЛЬГЕЛЬМ ВЕБЕР (WILHELM WEBER)

stellan skarsgard ^only
заявка от Albrecht Weber

biography

Ты с молодости мечтал охранять порядок на улицах города. Это была обыкновенная благородная мечта юноши-максималиста, который по наивности не понимал всей сути этого мира. Сейчас тебе 62 года, и ты полковник Гемайншафт в отставке. Ты изменил свои представления о Германии и стал служить не столько людям, сколько начальству и канцлеру.
Каких-то пару лет назад тебя перевели из обычной полиции в тайную, приближенную к самому канцлеру. Ты стал одним из самых пугающих людей Единого Европейского государства. Тебя все знали, тебя все боялись. Потому что для Новой Эпохи ты стал палачом. Я бы тоже боялся тебя, если бы ты не был моим отцом.
Тридцать пять лет назад ты женился на маме. Через год родился мой старший брат, Эдгар. Он был твоей надеждой, что имя Вильгельма Вебера и дальше будет на устах у общества. Но Эдгар рос бунтарем, не желавшим ничего получать из рук отца. Когда Маргарет, мама, забеременела вновь, уже мной, ты снова загорелся надеждой, но в возрасте пяти лет врач-психиатр поставил мне неутешительный диагноз - синдром Аспергера.
Ты не выносил меня. Возможно, где-то глубоко в душе ты меня любил, но, видимо, слишком глубоко, чтобы я заметил. Дни и ночи я проводил в своей комнате, вдали от семьи, которая каждый вечер собиралась за обеденным столом. Вместе. Но меня ты не мог терпеть, потому что я был... дураком? Идиотом? Дауном? Я не знаю, как ты меня называл, папа. Я чувствовал твое раздражение, но никогда не требовал больше, чем ты мог дать.
Когда Эдгар съехал, я не мог оставаться с тобой и мамой один на один, поэтому уехал жить к нему и остался под его крылом. Иногда мы видимся с тобой, ты правда пытаешься наладить контакт, я чувствую, но нам трудно. Учитывая, что теперь, когда я душой и сердцем принадлежу Черному шторму, мы стоим по разные стороны баррикад.

temper

Я хочу видеть жестокого, сурового и серьезного отца, который требует порядка и подчинения. Ты полковник Гемайншафт, пусть и в отставке. Ты убил много людей, ты искалечил столько судеб. В семье ты глава, которой следует беспрекословно подчиняться. При чужих ты сдержан, но в кругу семьи - как порох. Готов вспыхнуть от одной искры.

relations

Ты мой отец. Я твой позор. Сынок с синдромом Аспергера для тебя - наказание. Ты строг со мной, способен даже ударить, а я никогда на тебя не обижаюсь - просто не умею. Нельзя сказать, что ты ненавидишь меня, но у нас не слишком близкие отношения, старшего сына, Эдгара, ты любишь больше, ведь он образцовый наследник, хоть и пошедший не по твоим стопам.

more

Хочу предупредить, что принципиально не давлю из себя простыни. Пост в 15 строк для меня - норма. Могу писать больше или меньше, но разливаться мыслею по древу не буду. Если вы считаете короткий пост оскорблением своих чести и достоинства, то вам другая дорога.

example of post

Альтернатива

Еще два месяца назад Черный Шторм был готов к великим свершениям. Еще два месяца назад толпа ожесточенных террористов могла запросто развалить правительство изнутри, уничтожить все, что их не устраивало – этого не произошло. Месяц назад Альбрехт проводил много времени перед мониторами, воруя у крупных банков огромные суммы и отдавая деньги Оливеру – все, до последней марки . Месяц назад Альбрехт еще был частью общества, частью команды, а теперь...
Теперь он искал убежища в том самом месте, где, не отходя от ноутбука, совершал громкие и дерзкие преступления. Тишина никогда не давила на него так сильно, как сейчас. Обычно целебное молчание стен сейчас казалось настоящими тисками, которые сжимали мышцы до судорог. Но штаб Черного Шторма и по сей день оставался для Вебера самым безопасным местом, где ему не посмеют навредить.
Кузнечик медленно спустился в давным-давно брошенный ночной клуб и осторожно прикрыл за собой дверь. Разбросанные по диванам и столам вещи, хлам в углу, картины набекрень – ощущение хаоса наполняло помещение и вселяло тревогу. Шаги Вебера звучали в тишине комнаты четко и слишком громко. Неестественно громко.
Ни единой души. Никто, кроме Берта, не вернулся в этот богом забытый дом, чтобы вновь объединиться в нелегкой борьбе против государства. Правду сказать, Альбрехт тоже не был воином революции... единственной причиной тому, что он присоединился к группе, было нелегкие часы одиночества. Черный Шторм стал первой компанией, в которую он влился без катастрофических проблем. Здесь были все свои. Никто не давил, никто не трогал, никто не смотрел с презрением только потому, что ты не такой.
«Ты не такой, - говорила мама, - ты особенный. Ты должен гордиться тем, что ты особенный».
Только вот сама она сгорала от омерзения, когда Альбрехт позорился на открытых уроках в школе.
«Черный шторм» отличался толерантностью. Эти люди знали, что делают общее дело, поэтому им необходимо было сплотиться. Возможно, именно разрозненное Сопротивление, которое никогда не слыло дружной общиной, и развалило группу. Точно.
Их убирали по одному. Все началось с того, что, когда стало особенно жарко, Эдгар избрал другой путь – он предал доверие брата и перешел на сторону капитализма. Так Берту сказала Уна, правда говорила она особенно горячо и не скупясь на выражения. Предательство, наверное, сильно ее задело. Альбрехт же не испытывал по этому поводу сильных эмоций – чувства всколыхнулись только тогда, когда дуло вальтера, принадлежавшего Вильгельму Веберу, уставилось прямиком на младшего из сыновей. Тогда действительно что-то внутри екнуло – стало больно.
Впервые Кузнечик не сомневался, что поступил правильно. Впервые он был полон несокрушимой решимости, потому что руководствовался принципом «или я их, или они меня». Если бы он не колебался мгновение, Альбрехт совершил бы самую страшную ошибку в своей жизни, но в место этого пистолет Уны будто бы взорвался выстрелом. Сначала стало страшно, но после пришло осознание того, что так оно и должно быть. Так рассудил случай. Уна спасла ему жизнь.
После того случая Вебер ничего не слышал об этой девушке без бровей. Да и не особо интересовался.
В штабе было холодно. И одиноко. Особенно одиноко – и от этого страшно. На улице происходило нечто ужасное и непонятное. Берлин вспыхнул пламенем войны так скоро, будто кто-то открыл в Германии газ и зажег спичку. Это был настоящий взрыв паники. Массовые убийства. Репрессии. Расстрелы.
Альбрехт забрался на диван с ногами и обнял свои колени. Сколько времени провел он в таком положении, Берт не знал, но скрип двери заставил его поднять голову. Белокурая леди, нередко приходившая после смерти Марианны в обществе герра Рихтера, осторожно ступила внутрь.
И вот теперь Альбрехт греется в ее машине, прислонившись лбом к стеклу. Он не знает, куда направляется автомобиль – и ему это не важно.
Даже если прямиком в лапы полиции.