В Верхней Пангее в воздухе витает свежесть и не чувствуется эта затхлость, сырость, что присуща нижнему городу. В Верхней Пангее светит солнце, настоящее солнце, пусть и проходящее через купол, а не те зеркальные отражения, что спускаются к ним под землю.  А закатов Виктор не видал уже, наверное, год.
Медленно вышагивая по дороге, скрытый тенями деревьев, мужчина разглядывал знакомые места, который он был вынужден покинуть. Старые кафе, дома, парки, которые, казалось, за этот год совсем не изменились, давили на него тяжестью воспоминаний. Хотелось пройтись по каждому знакомому месту, остановиться, посмотреть, прислушаться. За год безделья под землей, мутант либо стал до ужаса сентиментальным, либо это минутная слабость, что скоро пройдет. Виктор надеялся на второе.
Естественно, он не останавливался, понимая, что это может оказаться чревато для него, упрямо шагая по дороге к назначенному месту встречи. С Уильямом они тоже не виделись год. Старые-старые воспоминания. Да и связались только пару дней назад. Раньше Стейтфилд физически не мог сам найти друга. Сначала преследование, после долгие попытки найти убежище и обустроить его, благо деньги у него все же были, а после нужно было осмотреться, узнать, наладить связь с верхним городом и окончательно понять, что теперь туда ему путь заказан.
То, что сейчас Виктор находился в Пангее — было большой глупостью и не меньшим риском, но встретиться с Уиллом хотелось. Не то, чтобы он соскучился, скорее, заскучал от вечного безделья и одиночества. Год в бегах был ужасным и не продуктивным. Иногда Виктор жалел, что не мог сдержаться и промолчать на том собрании. Промолчать, затихнуть, затаиться и начать вести подрывную деятельность прямо в Альянсе. Вербовать мутантов и спасать заключенных. Сейчас же он был бесполезен. Ничего нужного, ничего важного. Одни только домыслы-мысли и странный, несвойственный ему страх, который не давал сделать шаг вперед. Решающий шаг, который бы изменил все.
Подтянув поудобнее сумку, где покоились две маски и два пистолета, мужчина поправили темные очки, только сильнее горбясь и продолжая идти вперед. Редкие прохожие особого внимания не уделяли человеку, который казалось в свои тридцать пять лет заболел кризисом среднего возраста, начав наряжаться, как подросток: джинсы, растянутая толстовка с глубоким капюшоном и черные очки. Зрелище, на самом-то деле, было так себе. Виктору было не комфортно и не приятно. Любимые костюмы казались еще роднее и не доступнее, но в любимых костюмах не побегаешь по рельефу Нижней Пангеи от ДКМ, надеясь запутать следы, поэтому приходилось привыкать.
Ваймера он заметил сразу же, казалось, что старый друг не состарился ни на день, в отличие от самого Виктора, у которого появились морщины и редкая седина. Слишком рано.
Но главное, что он не мертв.
- Знаешь, я выгляжу, как подросток, которому родители не дали деньги на нормальные тряпки, - Стейтфилд подбирается со спины тихо и незаметно, как только умеет. Все же, год в бегах не прошел даром. - Тихо. Не оборачивайся так, будто за нами могут следить.
Шепот почти на ухо во время дружеских объятий. В конце концов, он не застыл, раскрыв рот и боясь произнести и звука.
- Нет, так-то оно и есть. Могут, но какая разница нам до этого, ведь мы просто прогуляемся в парке.
Виктор настойчиво взял под руку немного охуевающего Уилла и, предварительно закурив сигарету, направился в сторону небольшого парка, где они любили проводить время. Молчание затягивалось, а сигарета все не хотела выкуриваться. Минута, две. Мутант боковым зрением с интересом наблюдал за другом — может бывшим? — пытался понять, что же тот чувствует, не залезая в голову. Нельзя, ведь он обещал. Как и пообещал Сесилии никогда не сметь рыться в ее сознании. Зона комфорта. Личное пространство, которое такой человек, как Виктор просто не мог не уважать.
- Связаться с тобой было трудно, - Виктор первым прерывает тишину, провожая взглядом бычок, летящий со снайперской точностью в урну, стоящую неподалеку от них. Натренировался. - И как они преподнесли народу случившееся? Мутант обезумел? Расскажи мне все новости Врехнего мира. Я слишком долго бегал по горам, совсем позабыв о существовании газеты.

Отвести взгляд от Уилла тяжело. Будто дековинку в музее, Виктор внимательно рассматривал старого друга, отмечая про себя каждую эмоцию, каждое изменение в его тоне. Хотелось верить в то, что мутант, с которым они раньше были неразлучны, не предал его, не сдал, не сдался властям и не стал работать на них. Этого Стейтфилд боялся больше всего. Дикая паранойя, которая усугубилась и превратилась в настоящую болезнь, теперь работала на всю мощь, но Вик заглушал ее, стараясь игнорировать позывы, что казались логичными и не логичными в одно и то же время. Он верил, о, он хотел верить в то, что его не предали, что его не бросили. Что остался хоть кто-то, кто способен принять его после того взрыва эмоций в Альянсе. Ему нужен был такой человек, что не удивительно. После того памятного дня все, кто так старательно вылизывал ему пятки, пока Виктор находился на посту в правительстве, быстро отвернулись от него. И, как будто этого было мало, решили еще и помочь слежке, финансируя ее, хотя, этого понять Вик не мог. У правительство было много денег. Так много, что они могли бы спокойно жить в Верхней Пангее еще очень и очень долго, не нуждаясь ни в чем. Но когда правительственные крысы отказывались от лишних денег?
Виктор нуждался в человеке из Верха на которого он мог положиться, поэтому на свой страх и риск была совершенна удачная попытка связи с Ваймером. И, честно, Стервятник очень удивился, что тот согласился на встречу. Год — не маленький срок. За год можно многое сделать: найти союзников из беженцев в Нижней Пангее или, к примеру, завести жену и даже ребенка. И стыдно признаваться, но этого Виктор боялся больше всего. За год можно устроить революцию и свергнуть власть. За этот вшивый год можно узнать, что ты неизлечимо болен или излечиться от болезни. Чертовски длинный год, который Виктор помнит лишь обрывками и редкими схватками с людьми из ДКМ и Тайной полиции. За год можно научиться выживать и жить, несмотря на то, что ты находишься в федеральном розыске. В общем, год — срок слишком большой, чтобы верить в то, что ничего не изменилось.
- Ты знаешь, что они и так бы начали агитацию. Придрались бы к ребенку, что не смог сдержать силу, - мужчина пожимает плечами, снова закуривая сигарету. Скоро он умрет от рака легких, почему-то в этом Стейтфилд был уверен на сто процентов. - Лучше принять огонь на себя, чем видеть, как страдает на публике ребенок, который не смог бы избежать наказания.
Теперь бывший руководитель Альянса курил в несколько раз больше. Две пачки в день — его минимум, с тех пор, кау мутант научился воровать и не бояться открыть свою силу. В нижней земле к ним относились снисходительно.
- Поверь, там ничего интересного, - Стейтфилд резко останавливается на месте, еще сильнее натягивая капюшон и наклоняя голову вниз. - Лишь относительная анархия и свобода по сравнению с этим местом. Но знаешь, там хорошо.
И снова бычок летит в мусорку, что стоит неподалеку. Теперь Виктор редко промахивается мимо цели. Маска в руках мужчины появляется быстро и незаметно и всовывается в руку Уильяма.
Прячь. Они могут прийти. Чую.
- Да, жаль. Но нечего жалеть, - Виктор пожимает плечами, снова закуривая сигарету. - У меня было много времени подумать, о, очень много времени. И научиться некоторым трюкам. И переосмыслить ситуацию. Мне нужен был побег, так что да, ты предупреждал, помню, - Вик смеется, видя слабое раздражение, скользящее по лицу мужчины. - Нет, я никуда не лез. Эти мысли так сильны, что ты сам проецируешь их мне в мозг. Довольно любопытно, кстати.
Стервятник думает о том, что он в какой-то степени везунчик, раз смог выбраться наверх и идиот, раз решил, что ему дадут много времени. Мутант делает пару шагов назад, вжимаясь в стоящее сзади дерево и хватает за руку друга, притягивая к себе и поворачивая спиной к дороге.
Надень маску, милый мой.
Рука ложится на плечо Уилла, и Вик поднимает глаза на друга, расплываясь в улыбке, что казалась больше кровожадной, нежели довольной. И кажется, что Стейтфилд молодеет на пару десятков лет, стирая с лица усталость, появившуюся всего за год скитаний.
- Знаешь, тут красиво, вспоминается детство. Друг мой, ты помнишь наше детство? - Сзади. Старые друзья. Давно преследуют меня, но как видишь. Еле заметное пожатие плечами и ухмылка. Прости за вторжение, но по-другому никак. - А нашу первую прогулку тут?
Виктор морщится, но улыбаться не перестает. Пока у него хватает сил разыгрывать дурака, как перед людьми, так и перед зеркалом, дабы скрыть все то отчаяние, которое копилось годами.
Или они поверят, что мы парочка, или нам придется запачкать руки, любовь моя.И пока что мне не нравится второй вариант.
Пока у него хватает этих сил.

Виктору приходится себя сдерживать, чтобы не рассмеяться в голос, видя, как хмурится его друг, когда чувствует проникновение в сознание. Рассмеяться, а после обидеться. В конце концов, это было несправедливо. Уилл, пускай и механически, спокойно мог увидеть то, что его друг лжет. И, в связи с этим, негласный запрет на вторжение в его сознание казалось какой-то насмешкой. У всех была зона комфорта, и Стейтфилд ни чем не отличался от Ваймера желанием неприкосновенности. Он ведь даже не мог солгать лучшему друг, что иногда невероятно бесило и злило. Но эту тему он решает не поднимать, прекрасно понимая, что это может закончиться ссорой или чем-то еще не более приятным. Сейчас же это было глупым просчетом с его стороны. Терять единственного друга катастрофически не хотелось. Теперь Стервятник начал понимать, что такое дружба и ценить ее. Но промолчать Виктор все равно не способен, уж такая у него натура.
Любя, говоришь?
Рука мутанта перемещается на талию друга; улыбка становится игривой, а не уставшей, а взгляд из-под сползших очков совсем не похож на взгляд того, кто пробыл год в бегах. Это взгляд живой и веселый. Впервые по-настоящему. Последующие действия Ваймера скорее удивляют, чем смущают. А по губам начинает скользить усмешка; Вик сильнее вжимается в дерево, утягивая за собой друга и старается сжаться еще сильнее, чтобы скрыться от людей, ходящих и подозрительно косящихся на них. Стейтфилд уверен — ДКМ. Лица действительно знакомы. Но вот залезть в разум, не обнаружив себя, получается из рук вон плохо, особенно учитывая тот факт, что ему нужно поддерживать связь с Уиллом и вести непринужденный разговор.
- Это детство тоже лучшее для них. Они не знают правды.
И снова хочется рассмеяться Ваймеру в лицо. О, его детство закончилось примерно в восемь лет, когда впервые телепатия дала о себе знать. Тогда-то мутант и понял всю несправедливость мира. Он слышал много голосов в своей голове: Альянс, мутанты, люди. Слышал голоса, полные страхов, которые молили о пощаде. Это было тяжело переносить, особенно маленькому ребенку. Особенно в восемь лет. Но Вик привык и не особо стремился жаловаться, зная реакцию и отца и матери. Расстраивать их не хотелось.
Год воздержания, дорогой друг. Свободная рука незаметно ныряет в карман, проверяя пистолет, а потом перемещается на талию Уильяма. Не боишься, что вон те кусты станут последним пунктом назначения в нашей прогулке?
И снова мужчина улыбается, выглядывая из-за плеча.
Да-да, мы поговорим об этом, когда-нибудь, мой широкоплечий рыцарь.
Виктор все же смеется, легко, непринужденно, стараясь показать, что они действительно лишь влюбленные, что так увлечены друг другом, раз не замечают двоих людей, севших на лавочку чуть поодаль, но следящих за ними.
Думаю, они просто так нас не оставят. Стейтфилд безжалостно давит в своих мыслях сожаление по поводу того, что он оказался виноват, втащив сюда Уилла. Теперь без драки обойтись нельзя. Постарайся как можно незаметнее нацепить маску, а я пока подумаю, что делать дальше.
Взгляд мутанта перемещается с парочки на лицо Ваймера и он, не удержавшись и с ехидной ухмылкой чмокает его в губы, тут же отстраняясь.
- Ты выглядишь, как педофил, когда я с тобой в таком наряде. Как вам не стыдно.
Маска. Давай. Уже двое приближаются к нам.
Виктор досадливо морщится, доставая из кармана пистолет, вкладывая его в руку другу. Сам же берет другой.
Ненавижу, когда меня недооценивают. Это вгоняет в тоску и заставляет меня убивать. Потом предлагаю спуститься в нижний город. Домой сразу тебе нельзя.
Стервятник прикрывает глаза, хмуря брови.
Справа от тебя две женщины. Сможешь задержать, можешь даже не убивать, друг мой. Ты не сможешь.